На краю деревни старая избушка, Там перед иконой молится старушка. Молится старушка - сына поминает, А сын в краю далеком Родину спасает. Молится старушка - утирает слезы, А в глазах усталых расцветают грезы: Видит она поле - это поле боя, Сына видит в поле, павшего героя. На груди широкой запеклася рана. Сжали руки знамя вражеского стана... И от счастья с горем вся она застыла, Голову седую на руки склонила. На краю деревни старая избушка, Там перед иконой молится старушка. Молится старушка - сына поминает, А сын в краю далеком Родину спасает.

Для меня уже стало определенным критерием - если в песне нечего больше слушать, начинаешь вслушиваться в слова... "Сына видит в поле - павшего героя", у которого "сжали руки знамя вражеского стана"... Вот что интересно - если сын погиб на поле боя, то откуда у него в руках вражеское знамя?? Если следовать логике, то сын должен был либо вернуться победителем со знаменем, захваченным в штабе врага, либо погибнуть на поле боя, но со знаменем - отечественным! Вывод из логических рассуждений напрашивается один - сын служил в стане врага... Ну и стоит ли о нем, таком, петь?! Впрочем, Баскову не до раздумий, и драматические нотки в кульминации звучат похлеще чем у Кобзона в "Бухенвальдском набате"... Только почему же старушку не жалко?